Дневник. Поздние записи [СИ] - Александра Гейл

— Ты ужасен.

— Ты не лучше. Я ей какао раз в жизни приготовил, а она его в руки взять не успела, и уже обожглась. — А потом внезапно добавил: — хороший вечер, — и наклонился к моему плечу.

Каждый-каждый божий день я привыкала к нему все сильнее. Ко всем его странностям и крайностям. Я узнала о нем достаточно много, чтобы утверждать, что уезжать от него было чуть ли не самым тяжелым испытанием в жизни.

— Хороший, — согласилась я и поставила чашку на стол. Шон мигом налил следующую, а потом взял свою и пошел на крыльцо. На языке Шона это значило ни много ни мало как идти за ним. Я тоже взяла чашку и покинула дом. Легкий ветерочек (странно для Австралии, кстати), мягкая жара (что еще более странно). — Можно тебя сфотографировать?

— Нет, — ровно отозвался Шон, уставившись вдаль.

Раньше я никогда не замечала его взгляд. Точнее не такой, чтобы наблюдательно-ехидный, этого было навалом, а такой, что просто сидишь на паре, а он смотрит так задумчиво. Его мысли всегда были для меня тайным сундучком. Из-за этого я так часто сравнивала их с Алексом. Алекс всегда ухитрялся разболтать, что у него на уме, в первые же десять секунд, какая бы ерунда не пришла ему в голову. Я всегда удивлялась его открытости. А чтобы развести на задушевную беседу Шона, необходима была, кажется, божественная воля!

— Когда ты уедешь? — спросил он. И я вдруг замерла. Неужели он думал об этом? — Последним человеком, которому я признавался в любви, была моя мать. Она умерла, когда мне было десять. Я безумно злился, что она оставила меня одного. А однажды Алекс мне сказал: она тебя хотя бы не специально бросила, уже за одно это ее можно любить вечно. Но я не уверен, что люблю ее до сих пор. И я не представляю, как Алекс ухитрился не потерять эту способность.

— К чему ты мне это говоришь?

— К тому, что тебе стоит уехать. В отличие от меня для него еще не все потеряно. Соберешь вещи — пожалуйста, я не задержу ни на минуту. Он сделал так, как будет лучше для всех нас. А я не собираюсь играть в джентльменство. Ты ненавидишь Австралию, тебе нужно больше, чем можем предложить мы с ней, — он хмыкнул и повернулся ко мне. — Я могу тебе дать только одно… — он схватил меня за руку и притянул к себе в поцелуе.

Я вышла из машины и быстрым шагом, пока не изменила решимость, направилась к зданию аэропорта. Я подошла к кассе и взяла билет до Санкт-Петербурга. На двадцать шестое октября. Следующий день после моего двадцатидвухлетия. Сейчас существует тысяча способов заказать билет через интернет, но мне нужно было увидеть место, где мы расстались с Алексом. Вкусить атмосферы спешки и стремления к новым горизонтам.

Я должна была сбежать в Россию, я чувствовала, что хочу этого, уже вся зажглась в предвкушении того момента, когда увижу снова маму, папу, Диму и Алекса…

Бесстрастная девушка с заученной усталой улыбкой медленно набирала мои данные на компьютере. А мне хотелось закричать, чтобы она поторапливалась, так как каждая минута казалась мне вечностью. Наконец, девушка посмотрела на меня и положила передо мной билет и мою банковскую карту. Вот и все. Неужели? Она снова заученно улыбнулась, а я схватила билет и побежала к машине. Я сдам экзамены, я все смогу, Шон обещал, что не станет мешать…

Шон сидел с ноутбуком в гостиной. И я уверена, что он только делал вид, будто ничего вокруг не замечает. Моего оживленного нервоза и спешки. Чтобы не чувствовать себя последней дрянью, я сказала:

— Собираюсь выпить кофе. Тебе сварить?

Он кивнул и отвернулся. Вечером, когда он уже не слышал, я тайком позвонила маме и сказала, что возвращаюсь. Остальных предупреждать о собственном прилете не собиралась. Будет сюрприз.

Но моим мечтам, как всегда, не суждено было сбыться. Двенадцатого октября я вернулась домой. Было жарко, сумерки. И полная тишина в доме. Даже цокота коготков спешащей мне навстречу Франсин не было слышно…

— Шон? — крикнула я. Тишина.

Я бросила сумку (как всегда не на место) и пошла в комнату дописывать свои игрушечные вирусы, антивирусы и наброски к диплому — навигационной системе. Эту тему придумал Шон, и я охотно ухватилась. Не думаю, что найдется человек, который будет оспаривать великого и ужасного Шона Картера. Тем более, что он знатно меня натаскал по своей тематике…

Дверь хлопнула неожиданно громко, и я насторожилась, ведь Шон всегда входил так тихо, чаще всего почти бесшумно. У меня в Сиднее не было оружия, а потому я вышла в коридор с голыми руками, но стараясь быть предельно осторожной. Вот только моя осторожность была ни к чему. В тусклом освещении коридора Шона я едва разглядела. Он стоял, опираясь спиной о дверь, и зажимал окровавленный бок рукой. Я зажала рот и бросилась к нему.

— Тише, я в порядке. Это просто царапина. — Огнестрельная царапина. Что вы, обычное дело!

— Надо вызвать доктора, — сказала я, укладывая его в кровать и гладя его горячий лоб ледяными пальцами.

— Да, — он указал на ящик рукой и сказал: — моя записная книжка. Найди там номер доктора.

Я лично съездила за врачом, чтобы не задерживаться ни на мгновение и не прибегать к помощи всяких неуместных скорых. Тот сказал, что рана не опасная. А потом он спросил меня совсем не неожиданное:

— Вы уколы ставить умеете? — спросил он, пристально меня разглядывая.

— Да, доктор Морган. К сожалению, — добавила я тихо. После этого он дал мне рекомендации, а я осталась с Шоном наедине. Стуча ногтем по шприцу, я неожиданно для себя разревелась.

— Перестань, — тихо сказал Картер. — Со мной не случилось ничего серьезного. — Он не понимал.

— Шон, лежи спокойно, — велела ему я. — Я смогу поставить тебе укол, если ты не будешь тихо лежать!

Шон, видимо, понял, что дело не в страхе.

— Как вы можете?! — воскликнула я. — Разве это нормальная жизнь.

— Я не из таких, как Алекс, — сухо сообщил мне Шон. — Я взламываю, а не взрываю. Но у меня есть определенный круг криминальных знакомств. Это мое наследство так же, как гребаный особняк и отцовская псина. Деньги не пахнут, они — всего лишь деньги, на которые можно и атомную бомбу купить, и университет кибернетики основать. Так что не жалуйся. Все, что нам в этом мире достается, имеет определенную цену. Ты можешь решить для себя только одно: сваливаешь ли ты через две недели отсюда, или сдаешь гребаный билет.

Под действием обезболивающего и снотворных Шон уснул, а я набрала питерский номер мамы. И впервые призналась где и с кем живу.

— Я не смогу вернуться сейчас. Так получилось… Знаешь, здесь есть один молодой человек, и у него проблемы, и я должна остаться. Прости.

А дальше последовал подробный рассказ, в котором я старалась не выдать родной матушке, что встречаюсь с преподавателем, и уже полтора года. У нее с моими бойфрендами отношения как-то не складываются, не усугубляем… Так и не выведав у меня достаточное количество подробностей, мама сухо свернула разговор и положила трубку. Но только я последовала ее примеру, как телефон снова ожил. Алекс.